Вечность во временное пользование - Страница 152

152

– Она сказала: я сажусь на эту лавочку и думаю о людях, которые сидели на этом месте до меня с того дня, когда нашу церковь построили. Я сказал: «С четырнадцатого века, – и спросил, – и что же ты думаешь о них?» Она мне ответила: ничего особенного, только то, что у нас с ними есть эта связь. Я спросил: «Какая же связь?» И она мне ответила: «Через эти стёкла именно в это время, когда заканчивается месса, именно в это место попадает луч одного и того же Солнца, неизменного, как Бог. Греет точно так же, как грело вечно всегда. Мою щёку и руку, как щёку и руку девочки в четырнадцатом веке. Понимаете?»

Было непонятно, это Флоранс тогда спросила отца Огюстена, или это отец Огюстен сейчас спросил свою паству и снова через силу обвёл взглядом знакомые лица. И отпустил людей по домам.

Рошель тогда просто взбесилась: изумление и неловкость, как будто старик выдал чужую неприкосновенную тайну равнодушным людям, просто так, без нужды. Она кипела от ярости, но, проходя мимо скамейки Фло, на секунду задержала руку под лучом падающего туда света: красный, синий и травяной ромбы послушно легли на рукав…

И сейчас, когда перед ней появлялись и растворялись в слезах или сне видения их очень близких общих лет, она совершенно не могла найти места в этой череде сухих зевов осиротевших котят, вермишелин глистов из толстых щенков после отвара от тварей, среди клювов каких-то слётков, ворон с перебитыми крыльями, среди их всегдашнего обмена платьями и мечтами, вообще, роясь, утопая во всём этом, найти среди множества всевозможного воспоминальческого хлама – приключений, поездок, хитроумных планов, влюблённостей, съёмных квартир, гриппозных ночей, поисков и мест работы, походов в клубы, дней рождения, дней обычных дней, – Рошель не могла найти места для «NO», а значит, не могла даже представить себе, как, где и когда произошло то, что произошло с Флоранс.

«Моя дорогая Ро, мой друг, моя сестра!

Прости, что держала тебя в неведении, но сейчас, как я и хотела, это полное неведение будет твоей лучшей защитой.

Мой план почти удался: да, не получилось улететь, но и моё пребывание в тюрьме не будет бесполезным.

Просьба: не верь упрощениям меня. Как тебе хорошо известно, я совсем не романтическая малолетка из тех, что влюбляются по скайпу в бородатых незнакомцев с автоматами и тайно убегают к ним от родителей.

Ты знаешь меня всю жизнь. Вот что я поняла за неё из того, чего ты не знаешь: более всех ненавистен нормальному человеку Бог.

Смотри.

К чему стремится с самого рождения нормальный человек? Правильно: к свободе и счастью.

А что такое свобода? Свобода – это ведь возможность поступать согласно со своим разумом и совестью, верно? То есть тебе самому в конечном итоге определять, что добро, а что зло.

Но, конечно, так, чтобы это не мешало врождённому стремлению к счастью.

Дело всё в том, что эти самые свобода и счастье никак, совершенно никак не совместимы с самыми даже микроскопическими попытками хоть в чём-то исполнить заповеди Христа.

Людям хочется домашнего и семейного уюта, а Он повелевает раздать имение. Мы хотим свободы и достоинства, а Он повелевает подставить другую щёку. Мы читаем умную книжку вечером дома, а у подъезда мёрзнет бездомный. Конечно, он сам виноват, что стал бездомным, но от вшей и глистов страдает именно он, а не мы, не я.

Так вот, Христос повелевает немедленно, под угрозой попадания в вечный ад, бросить умную книжку на самом интересном месте и бежать к клошару, вести его к себе в дом, чтобы он поделился с вами своими вшами, и лишаями, и туберкулезом, а потом, вполне возможно, ограбил бы вас и зарезал. Конечно, не хочется, чтобы зарезали. А почему? Да потому что в загробную жизнь и царствие небесное мы не верим! И в ад мы тоже не верим.

Но куда девать Христа? Он маячит перед нами, даже если мы ни в какую загробную участь не верим и желаем свободу и счастье сейчас, здесь, на земле.

Просто: Он разрушает все наши надежды Своими жестокими и неисполнимыми заповедями.

Так что сама видишь: не любовь, а ненависть к Нему естественны для естественного человека.

Вот поэтому мир всегда стремился, стремится и будет стремиться устроиться без Бога. В прежние времена это было не так заметно, потому что поверхностное, обрядовое христианство поддерживалось насилием светских и церковных властей. На словах каждый был обязан согласиться с тем, что Евангелие – истина, а заповеди святы. Но вот просвещение и общее смягчение нравов привели к тому, что принуждение отпало, и вчерашний христианин получил возможность избрать Христа свободно, по велению своего благородного и возвышенно-прекрасного сердца.

И что же мы видим?

А видим мы окончательное и бесповоротное изгнание Его отовсюду, и не потому Он должен отойти от нас, что мы «люди грешные», а именно потому, что видим мы себя добрыми и заслуживающими счастья.

А Он нам мешает.

Есть два верных способа изгнать Его из нашей жизни. Первый – самый простой и очевидный: отрицать Его. Наука же доказала, что никакого Бога нет. Есть просто законы природы, которые прекрасный, устремлённый в будущее человек открывает один за другим, и область непознанного перестаёт пугать мрачной тайной, которой боялись наши бедные предки до научно-технической революции. Нет ни ангелов, ни демонов, а есть только удивительная психика человека и есть психологи-гуманисты, готовые научить каждого жить в гармонии с собой и совершенствоваться до самой смерти. А придёт смерть, распадутся нейронные связи в мозгу, а потом и сами нейроны сгниют, тогда и психике нашей придёт конец – ни ада, ни рая и никакой ответственности. Ну разве это не прекрасно?

152