Вечность во временное пользование - Страница 147

147

– Ну это же круто. – Восхищение, горевшее в глазах Фло, как пламя, обожгло Оззо, и он не сразу сообразил, что она подаёт ему расставленную ладонь для его ладони. Безвольно мазнув своей толстой рукой по её руке, он смутился собственного бахвальства и заторопился:

– Ну, будешь делать этот свой причесон?

– Да хрен с ним, пусть так. Ты поразил моё воображение, друг! Ну вы и семейка! Гении.

– Ха-ха. Что странно…

Они поднимались из курилки по лестнице, и он, конечно, пялился на её ноги у себя перед глазами.

– Лично я ваш мульт раз сто смотрела. – Поглядела она через плечо.

– Да? А я раз сто тыщ, пока делал.

– Надо будет как-нибудь выпить вместе, – сказала она уже в зале, и теперь сердце Оззо невидимо проступило на коже, со словом «YES» внутри.

– Можно.

Её ждали подружки, и на глазах у всех Фло-божественная поцеловала его круглую бордовую щёку.

За что его отец спустя некоторое время заплатил.

Через полчаса к нему на вело прилетела вспотевшая Зитц и, заказав пиво, чтоб отстали, стала слушать брата, запустив пальцы с обгрызенными чёрными ногтями в сизо-зелёную шевелюру.

– Понимаешь?

– Получается, Виски убили за наш… его мультфильм?

– Да. И получается, что из-за меня!

– Тихо-тихо, чего ты… Они бы и так узнали.

– Как?! Это я проебал!

– Да как-нибудь бы узнали… вопрос времени.

Она изо всех сил пыталась утешить брата, потому что, во-первых, ей было страшно даже представить, какой пиздец и ужас в нём сейчас творится, а во-вторых, потому что знала: она бы тоже рассказала – Пюс.

– Вот сука, – резюмировала Зитц.

Они прочли, что Фло уже обеспечена лучшими адвокатами и молчит по их совету, не открывая мотивов своего преступления до суда. Журналисты с «пикантными» улыбочками гадали, не было ли между знаменитой своими любовными похождениями жертвой и прекрасной преступницей какой-либо связи, упражняясь в ироничных предположениях, и Оззо взвыл:

– Даже он не заслуживает такого! Она его убила, потому что он единственный раз в жизни выступил круто! А не потому, что он её бросил!

– Пошли расскажем.

– Кому? В полицию?

– Ну да?

– Нет. Так это не делается. Ты вообще несовершеннолетняя.

– Матери не хочу ничего говорить.

– И я.

Они не видели отца пару недель и не вполне понимали, что больше не увидят. И только когда в грохоте сменившейся в пабе уже ночной танцующей публики к ним пробился Вит Жюль, которого оба знали с детства и которому позвонили, и сграбастал их своими худыми длинными руками, прижав к себе и едва не прослезившись, Зитц с Оззо в первый раз сообразили, что отца больше нет, и ни ненавидеть, ни любить в его лице больше некого. Мир немного накренился.

Но нет: это просто Жюль, рухнув к ним за стол, едва не опрокинул его.

– Ну рассказывайте, что за срочное дело.

Ты знаешь человека всю жизнь. Ты с ним вместе живёшь впроголодь, пьёшь самое дешёвое вино, первый общий пуд соли остался далеко позади. И ты уверен, что знаешь его, как облупленного. Ты думаешь, что знаешь своего друга, как родимое пятно знает область кожи, с которой слито.

Но пока вы оба живы, вы можете друг друга удивить.

Жюль слушал детей Виски – сбивчивый торопливый рассказ Оззо и подчёркнуто рассудительное, вносящее занудные поправки и уточнения, изложение фактов Зитц, и не верил своим ушам.

Какого чёрта на старости лет его ироничный, уклончивый от всяческих, кроме сексуальных и художественных, битв и споров, зачем его друг полез на рожон? Он, коммерчески более чем состоявшийся художник, который всегда говорил, что интересоваться политикой и тем более вникать в выпуски новостей – всё равно, что утром или вечером узнавать по пунктам список всего того, чего ты не можешь изменить. Достаточно, что я хожу на выборы и изъявляю свою волю.

Кладбищенские лавры карикатуристов покоя не давали?! О чёрт, Виски, что ты наделал…

Он прекрасно помнил, как они оказались на Републик вечером того дня, когда «Шарли Эбдо» сделали харакири. Виски тогда сказал:

– Франция получила пять выстрелов в голову, которая и так, увы, не слишком хорошо варит.

– Почему пять? Двенадцать трупов.

– Это были другие части, пожалуйста: сердце, печень… Я понимаю про художников.

Вот, собственно, и всё, они просто постояли в толпе, помёрзли, пряча носы в шарфах, и переглядывались, если мимо проходили хорошенькие личики, серьёзные и сосредоточенные. Проводили глазами долго не улетавшие в ночь запущенные кем-то фонарики. На официальный траурный марш через несколько дней они не пошли.

И сейчас эти дети как будто рассказывали ему о ком-то другом, не о его друге: бля, Виски нарисовал тот анимационный ролик! Ха-ха, да это сдохнуть как сложно – рисовать, стилизуя под кого-то, под чей-то почерк – и все прекрасно понимали, под чей! Это ж сколько ты, старик, провозился! А я, я-то, дебил, как я не въехал сразу, что, конечно, ну разумеется, ну очевидно же, что последний рисунок – твой! Кто ещё из современных мог так белилами на чёрном отрисовать одной линией и паренька голого в один рост чётко с башней, и как он полуприлёг эротично так на неё всем телом. И сам подробный город… И этот роскошный и, как оказалось, провидческий фейерверк во всё небо.

УМИРАТЬ ТОЛЬКО ОТ ЛЮБВИ. Да уж.

Он посмотрел на нелепых тинейджеров Виски: толстяка Оззо и панкующую Зитц. Вот правильно я не завёл никаких детей: ну куда их в такой мир вообще рожать, ну вот куда?

– Понятно. Во-первых, не парься: рано или поздно Виски бы и сам проболтался и его бы отследили в Сети.

– Каким образом?

– Ну похвастался бы он наверняка. А с компом… Да разные же есть пути, сам рубишь в этом лучше моего. Не знаю… Ну, например, посмотрели бы, что за адрес заходит смотреть каждый день, сколько у ролика просмотров. – Он хотел пошутить, но шутка не получилась: Оззо и сам заходил поглядеть, сколько просмотров у мультика, дважды в день.

147