Вечность во временное пользование - Страница 19

Его почтенная супруга, всецело разделяющая хотя бы один интерес мужа – к еде! – восседает прямо по центру. Её поднятое к стоящей рядом девочке глупое круглое лицо над толстой грудью озарено любовью к внучке. Руки топорщатся в стороны, никак их к валикам грудей не прижать, вдоль тела не опустить, и, если бы можно было представить себе толсторукого пингвина или моржа на южном солнце и в платье с вензелями, таков он бы и был. Всё в этой паре гротескно, презираемо художником: и избыток плоти, и недостаток ума.

Словно бы разглядывая своё и своей уже супруги будущее, на старика задумчиво смотрит полуразвалившийся на плетёной садовой скамеечке пока ещё стройный молодой мужчина – возможно, сын этой пары. А может быть, зять, и тогда их дочь – эта дама, играющая с котёнком слева от гранд-мер? Нет, вряд ли: в семье, где такое количество маленьких детей, их мать никогда не найдёт времени кокетливо поиграть с котёнком. Это, скорее всего, ещё одна дочь стариков, которую никак не выдадут замуж. Наверное, под видом игры с котёнком она играет с мужем сестры, которая либо в окошке на втором этаже, либо затаскивает в дом ещё одного ребёнка, девочку в пышном белом платьице – поперхнулась? Порезалась? Описалась?

Наказана!

Статичные фигуры взрослых на первом плане перемежаются детьми: девочка-подросток тянется к сестре с поцелуем или утешением, мальчик на скамейке с отцом, девочка беседует с бабушкой, наказанная в доме; и на траве, с собственным пикником одинокий малыш, с которым Дада ассоциировал себя.

Разглядывая эту огромную ироничную картину, зритель в лице Дада почувствовал совсем не то, о чём писал художник. Глупые? – Да! Скучные? – Да! Толстые? – Да! Смешные? – Тысячи раз да! И всё же они были семьей, с домом, садом, спальнями для девочек и для мальчиков… С собаками! И кошка с котятами есть… Гранд-мер и гранд-пер сохранили этот чудесный дом, не пропили и не потеряли, и следили за чудесным ухоженным садиком вокруг, и наверняка у такой бабушки получаются одни из лучших в округе равиоли Дофине! А если уж она возьмется осваивать, кроме своих выдающихся, воздушных, как взбитые сливки, гратенов или пирогов с грецкими орехами, новое какое блюдо – да вот хоть артишоки в костном мозге даже или на спор фаршированное свиное копыто! – будьте уверены: блюдо выйдет не хуже, а иной раз и лучше оригинального исполнения!

Бабушка умела и любила уметь готовить. Даже деда она обучила простейшему и вкуснейшему блюду, которое, к восторгу своих собутыльников, он легко собирал на костерке в лесу, если приятели решали поохотиться. Всё очень просто, но ты всегда будешь сыт, а значит, никогда не пьян. Понял? Не кричи. Я положу тебе в корзинку для пикника всё уже порезанное: ломти хлеба, копчёную грудинку, порезанный чернослив, единственное, что будет нужно порезать самому – реблошон, кусков сыра надо по количеству бутербродов. Понял? Не кричи. Разогреваешь на огне сковородку, поджариваешь кусочки грудинки. На каждый ломоть хлеба кладёшь по куску сыра, грудинку и кусочки чернослива. Дальше надо подержать бутерброды на огне, пока сыр не расплавится. Есть горячими! Понял? Не кричи.

Дедушкины охотничьи савойские бутерброды отлично шли с вином и пользовались популярностью, и он часто делал их с детьми дома, в саду, где это лакомство уплетали так же замечательно.

Бабушка же с малых лет передавала секреты своего мастерства внучкам, и блюдом-посвящением в гастрономы четырёхлетней девочки становился весёлый и красивый десерт «груша в красном вине», приготовление которого в полной мере могло явить волшебство кулинарных священнодействий.

Те из внучек, кто уже прошёл обряд инициации, ревниво наблюдали процесс чуть в сторонке, а те, кто ещё только ждал своей очереди вырасти до необходимых четырёх лет и приготовить свою первую красную сладкую ароматную грушу, крохи трёх и даже двух с половиной лет, завороженно следили за действиями счастливицы, которая вместе с гранд-мер колдовала за настоящим, а не кукольным столом, поставленная на стул с соломенным сиденьем, и готовила из настоящих продуктов, а не из цветочных лепестков, камешков и воды – и в настоящих кастрюльках!

– Когда готовишь – никогда никуда не торопись, – начинала бабушка, повязывая фартуки себе и своему поварёнку. – Надень чистенький постиранный фартук, обведи взглядом свою кухню: всё у тебя здесь так удобно устроено! Всё и под рукой, и красиво!

Девочка словно впервые обводила глазами кухню – и зрители тоже – и видела удобные столы вдоль стен, множество банок и коробок с бабушкиной палитрой красок и оттенков для еды, видела сияющие кастрюли и сковородки, вычищенную плиту, буфет с джемами и медами, оливками и маслинами, видела цветы в горшках на внешних каменных подоконниках, и дальше взгляд мог лететь широко и далеко в долину, расстилающуюся до самого горизонта и тоже похожую на скатерть, сервированную домиками, разноцветными салфетками полей, букетами садов, шёлковой дорожкой реки и шпилями соборов, которые, как старинные, серебряные с хрусталём, приборы для масла и уксуса, возвышались надо всем остальным.

– Вот. Скажи себе: что бы где ни было, а я не буду торопиться и получу удовольствие!

И бабушка с внучкой приступали: из корзины по числу взрослых едоков выбирали подходящие груши – плюс одна, придирчиво сравнивали, чтобы ровненькие, в один размер. Груши должны быть не совсем зелёными, но ещё твёрдыми, немного недозревшими, а ни в коем случае не теми тающими кусками фруктового мёда, которыми они могут стать, если дать им дозреть, и от которых тогда теряют головы пчёлы и молодые женщины, хохочущие и не вытирающие сладкий сок, что течёт по их смеющимся ртам и задранным вверх подбородкам.