Вечность во временное пользование - Страница 73

Луи с закатанными рукавами сорочки и с бокалом коньяка высветился у десертного стола с букетом, трепясь ещё с парой мужчин: довольные жизнью трое подтянутых сорокалетних буржуа словно бы позировали. Он обернулся к ним и приветственно поднял бокал. Сестры напряжённо изобразили ответные улыбки.

– Я вернусь, он и не заметит, а так – измучает меня просто.

– Быстро давай, – старшая сестра поджала губы и покачала головой, и этот неожиданно материнский жест исполнил Зоэ сомнением: куда меня несёт?

Она уже шла по траве к воротам и оглянулась: под деревьями было светло от развешанных гирлянд с жёлтыми лампочками, сонные дети оцепенело двигались между группок взрослых, сестра присела на матерчатые качели к своему мужу и поправила ему воротник.

Светящийся в направленном свете букет сиял ярче всего и дольше всего будет оставаться на сетчатке глаз у гостей этой ночи.

Она ехала в вагоне одна, перед Парижем вошёл плотный человек с тяжёлым взглядом, помедлил рядом с ней, и она замерла от жаркой волны страха, будто из-под низкой ярко-синей линии зарницы на чёрном небе увидев, как летит, пронзая темноту и туманные невидимые поля, её электричка: словно игла, оставляет стежки светящихся окон вагонов. И в одном окошке – она.

Но тяжёлый человек прошёл в следующий вагон, и Зоэ перестала думать об этом.

Закрыв глаза, она вошла обратно в день, в зной, в тёмную цветочную прохладу, пытаясь уловить, вспомнить: сразу ли, получив визитку магазина с приписанным перьевой ручкой домашним адресом, она поняла, что приедет к нему, или не в ту же минуту? Или только когда слушала движения ночи в темноте за окном? Нет. Или уже тогда, когда он оставил их на время, и она мечтала, глядя на тени, мечущиеся внутри таинственного мезонина на самом верху чёрного готического буфета под почти неслышную изнутри музыку? И может быть, это она спровоцировала его своими мечтами?

Своим желанием.

Нет, вот, вспомнила точно: с момента, когда она смотрела, как расширяются его зрачки за стеблями пёстрых цветов при виде её, из неё тоже словно бы вынули кляп, пробку, затычку – как в ванной, и теперь, уже несколько часов, в эту дыру утекает всё, что было прежней ею.

– Вы приехали, – услышала она, когда, едва остановившись по указанному адресу, озиралась по сторонам. – Я выхожу встречать вас каждые пять минут.

Зоэ подняла на него взгляд: чужое, отстранённое, умное, не смотрящее сразу прямо в глаза, изучающее лицо смотрело на неё так внимательно, словно она была каким-нибудь маленьким предметом. Серёжкой в ювелирной или музейной витрине. Уже сам его взгляд проникал вглубь, внутрь неё, и более нестерпимое желание электрической дугой выгнуло её к нему.

– Сюда, – сказал мистер Хинч и взял её за руку.

Теперь волна поднялась в ней, и чтобы не утонуть, она вцепилась в протянутую ладонь.

Глава 30

Даже если ты не ходишь каждый божий день в присутствие, на тебя распространяет своё благодушие конец недели. Как выход на подиум выходных дней, пятница повсюду в мире прекрасна: а вот и я! Заждались? В Париже так её любят, что придумали «маленькую пятницу» – среду, чтобы посреди рабочей недели устроить небольшой привал на перевале, на пике трудовых будней пропустить вечерком по стаканчику и уже спокойно спуститься в долину четверга, в предвкушении грядущего завтра выхода с друзьями или возлюбленными в город.

Виски и Беке ударно отметили пятницу: после выставки в садах Версаля того рода современного искусства, что приобретает тем больший вес, чем меньше его любят упёртые в свои догмы осквернители, они отправились в клуб, где два переглядывающихся пианиста, не обращая внимания на публику, игрались джазом друг с другом, а завсегдатаям ночью разрешалось курить свои сигары, не выбегая на улицу.

Вернувшись домой под утро, почти до полудня отсыпались, потом валялись в постели, пререкаясь, кто первый встанет умываться и включит кофе-машину Победила Беке: улегшись во весь рост на Виски, она сделала предложение, от которого он не смог отказаться:

– Секс и утиная грудка с тыквенным пюре на ранний ужин.

– Ушёл.

Под внушительное гудение кофеварки он смотрел в окно на свой узкий дворик, широкой мощёной лентой окружавший весь дом по периметру: из-за каменной стены от соседей перелетают первые жёлтые листья. Пока ещё тепло, надо почаще сидеть на улице… Умолкла машина, и одновременно он услышал, как горестно вскрикнула Беке.

– Чего? – крикнул он, мечась между желанием поставить вторую чашку для кофе и необходимостью бежать к ней. – Что случилось?

Но она не ответила, и он потрусил к ней.

Беке лежала в постели, на голом животе – серебристый ноутбук, и едва не плакала.

– Ну?!

– ИГИЛ казнили гея, – сказал она, и на его поднятые брови уточнила: – В Париже.

– Блядь, как?! – Виски схватил компьютер. – Не может быть!

– Читай – все только об этом и пишут.

Она вышла из комнаты и на всю мощь включила воду в душе.

Все СМИ тиражировали снятую на видео как минимум с двух камер казнь и давали раскадровку из нескольких фотоизображений: трое палачей (двое держат связанную, стоящую на коленях жертву с мешком на голове, один – с видеокамерой) на крыше высотного жилого дома, их лица скрыты шарфами; ещё одна видеокамера снимает процесс снизу: здание относительно современное, по всей видимости необитаемое, более десяти этажей, группа наверху едва видна.

Снова камера на крыше: жертве зачитывают некое обвинение, указующие в небеса персты убийц должны как бы означать согласованность убийства с высшими инстанциями. Худой человек с мешком на голове горбится, его сведенные плечи поднимаются, связанные за спиной руки конвульсивно сжимаются и разжимаются. Он в джинсах и светлом пуловере.